Петербургский актёр Игорь Скляр отметил 50-летие. Недавно театралы увидели его в премьере «Балтийского дома» «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева, а страна — в сериале «Диверсант. Конец войны». Он по-прежнему играет в давних и любимых антрепризах: «Любовь — не картошка, не выбросишь в окошко...» и «Мужчина, постойте!», которые побывали во многих городах и весях, в том числе и в Иркутске. А сейчас Скляр репетирует в компании «Театр-Дом» роль Жана Франсуа Роббера в «винной комедии» «Супница» по пьесе Р. Ламуре.

— Игорь, вы помните самые первые аплодисменты зрителей?

— Мне хлопали, когда я был ещё совсем маленьким. Детишек обычно просят стишки почитать, а меня всегда просили спеть. Я это, кстати, очень любил. В 3-4-летнем возрасте залезал на табуретку и дурным голосом орал: «Джама-а-а-йка!..» Все восхищались: «Боже, как похоже! Робертино Лоретти!» Запевал в детском саду, после — в школьном хоре, потом у нас был свой вокально-инструментальный ансамбль. Родители видели меня инженером. А я поехал в Ленинград поступать в театральный институт. Они отнеслись к этому снисходительно: экзамены там начинались раньше, чем везде, не поступит — вернётся, пойдёт в политехнический. Но я неожиданно поступил. Мама приезжала ко мне из Курска, со слезами уговаривала вернуться. Мы всю ночь проговорили в спортзале институтского общежития (где абитуриенты спали даже не на раскладушках — на матах).

— Вы мечтали о кино?

— Нет. Я представлял, что буду стоять на сцене с гитарой и под мои песни люди будут танцевать, петь вместе со мной. Тогда были модны ВИА. Мы играли на танцах, свадьбах.

— Тогда и появились первые поклонницы?

— В 14 лет я снялся в фильме «Юнга Северного флота». Телефон, не умолкая, звонил. Потом сыграл эпизод в фильме «Горожане» Владимира Рогового, где главная роль — таксиста — была у Николая Крючкова. Я стоял в подворотне и пел песню. На тех съёмках, кстати, познакомился с Ларисой Удовиченко. Она училась во ВГИКе, а я заканчивал школу.

— Сейчас вас часто приглашают сниматься?

— Из 10-12 сценариев, которые я прочитываю за год, остаются 1-2, все остальные отвергаю. Наступило время какого-то воинствующего дилетантизма. Кто пишет тексты? Такое чувство, что сценаристы живут совсем в другом пространстве, они пишут про людей, которых я, прожив 50 лет, никогда не встречал — таких примитивных, глупых, не умеющих выражать свои мысли, уже не говоря о чувствах. Кто-то пишет, кто-то финансирует, кто-то соглашается это снимать. Я не согласен сниматься в отвратительном фильме. Зачем? Чтобы денег заработать? Слава богу, у меня есть театр, спектакли, за которые нормально платят, хороший материал, замечательные партнёрши. Я получаю удовольствие, и ещё за это деньги платят!

В начале своего трудового пути в кино я снимался во всём, что мне предлагали, даже в эпизодах. Было всё интересно. Некоторые картины не видел до сих пор. Лет в 35 стал резко отказываться от сценариев. Либо они были неинтересными, либо я понимал, что меня хотят использовать в том же, привычном качестве. Года полтора я не снимался нигде, ни в одной картине. Это рискованно. Рано или поздно на тебя могут махнуть рукой. Но я всё-таки дождался! Режиссёр Семён Аранович предложил мне роль в фильме «Год собаки»...

Вообще, с возрастом мужчина понимает, что иногда очень полезно ждать. И это не бессмысленно потраченное время. Терпению я научился.

— Кто ещё из режиссёров вам особенно запомнился?

— Глеб Анатольевич Панфилов. Собственно, я работал у него всего в двух картинах — «Романовы» и «В круге первом». Мне очень нравится такая атмосфера, когда люди не суетятся и не изображают, что они что-то делают. Ты чувствуешь уважение к своей работе, когда репетируешь, когда тебя снимают. Панфилов очень доброжелателен, щедр на похвалу, доверяет актёру, а это окрыляет.

Дважды снимался я и у Владимира Хотиненко. Как говорит Нина Усатова, если он позовёт, даже курицу готова у него сыграть. Мне нравятся люди (композиторы, режиссёры, журналисты), которые занимаются делом, а не профанацией. Смотрю иные сериалы, это все профанация, от сценария до воплощения, это имитация какой-то неизвестной жизни. Недавно шёл один (не буду называть какой), куда меня приглашали. Я прочитал сценарий и отказался. Роль достаточно интересная, но в целом история не выдерживает никакой критики. Нет, это не сказка. Хорошая сказка — это замечательно. Какие сказки писал Шварц! Их и через десятилетия будут ставить и смотреть.

Интересно было работать с Валерием Огородниковым, так рано ушедшим из жизни. Я снимался у него в фильме «Красное небо. Чёрный снег». Помню, как он мучился из-за обилия материала, от количества снятых вариантов, потому что всегда хорошо откликался на предложения актёров (у многих из нас возникает уйма разных находок, мыслей по поводу своего персонажа). Трудно потом было монтировать...

Тёплые и нежные воспоминания остались от фильма «Дети понедельника». Хорошо было работать с Аллой Ильиничной Суриковой, с Ириной Розановой, Татьяной Догилевой, Виктором Павловым, Сергеем Никоненко, Татьяной Кравченко. Прекрасная актёрская компания собралась и в новом фильме Суриковой «Вы не оставите меня». Картина «Дети понедельника» многим людям, я знаю, нравится. Неплохая, хотя там есть «издержки производства». Режиссёр – женщина, и главная героиня — тоже, поэтому преобладало женское начало. Женское видение меня, как мужчину, маленько придавило. Но, может быть, это и хорошо. Мне часто говорят на концертах: «Спойте нам свою любимую песню «Комарово». Я рад, что её любят до сих пор, но это не значит, что она моя самая любимая.

— А как вы к джазу относитесь?

— Хорошо. Часто у меня в машине звучит радио «Эрмитаж», там крутят джаз. Я люблю эту музыку: под неё можно думать, размышлять, воображать. Джаз, на мой взгляд, очень содержательная музыка. Когда удаётся, с удовольствием бываю на джазовом концерте. Хороший джаз сродни хорошей симфонической музыке. Он часто рождается у тебя на глазах, а это самое интересное. Но я и другую музыку слушаю.

— Вы неожиданно сыграли Фрунзе в «Московской саге»...

— Было любопытно готовить эту роль, узнавать человека. Я вообще люблю исторические фильмы, роли. Когда однажды готовился к роли царя, которого так и не сыграл, столько источников изучил! Мне было интересно разбираться в совершенно разных взглядах на его поступки, характер. Фрунзе — человек вполне конкретный, героическая личность, которая осталась в истории. Надо было сыграть так, чтобы ему сочувствовали. Меня утвердили на роль, и тут случился инфаркт. Была операция. Я похудел больше чем на 10 килограммов — при моём-то и так не очень большом весе! И когда меня увидели костюмеры, гримёры, а потом и режиссёр, то в их глазах был немой ужас. Фрунзе был довольно плотным человеком. Но в общем-то не так важен портрет, как сущность. Поэтому решили ничего не менять. Мне было что играть. Первое стентирование мне делали без общего наркоза. Я видел, что у хирургов что-то не получается. И понимал, что, возможно, это последние мгновения моей жизни. И когда в сцене Фрунзе дают наркоз... Хуже всего неизвестность. Она страшит больше, чем определённость.

— С женой вместе довелось поиграть? (Наталья Акимова — ведущая актриса Малого драматического театра — Театра Европы. — От авт.).

— Я играю с ней историю любви в спектакле «Братья и сёстры» по Фёдору Абрамову: мой несчастный герой, деревенский юродивый, влюблён в девочку Лизу, она выходит замуж за другого, и это для него самая большая трагедия. Мы оба снимались в картине «Гибель империи», но в кадре не встречались.

— Ваш сын заканчивает школу. В артисты не пойдёт, как мама с папой?

— Нет, ни музыкантом, ни артистом он не собирается становиться. Вася будет поступать на восточный факультет университета. Однажды ему предлагали сняться в кино, но он отказался, даже не пошёл на пробы. Видимо, не представляет себя в актёрском деле. Пока...

— Игорь, вас не пугает цифра «50»?

— А что страшного в этой цифре? Я не чувствую себя сильно постаревшим. Другое дело, как говорится, если бы юность умела, если бы старость могла... Если в 25 лет сил много, но не хватает жизненного опыта, то в 50 опыт уже есть, да сил не хватает. Уже надо себя беречь. Вскочить, побежать? Нет, лучше я посижу. В этом смысле — да, возраст чувствуется. Хотя какой возраст? Мне не было и 30, когда я стал думать о том, что жизнь человеческая настолько мала и скоротечна по отношению к эпохам и разным галактикам, что в масштабе космоса это миг, искра. Здоровья, как и денег, много никогда не бывает. Так же и любви — всегда недостаточно, хочется ещё, ещё и ещё.

Я не крашусь, не «подтягиваюсь», не «консервируюсь». Буду лысеть — слава богу, не буду — тоже неплохо. «Надо же, — говорят мне, — у тебя ни одного седого волоса!» Такова «конституция», наверное. Я не вижу себя со стороны. Может быть, у меня было бы другое мнение. Диет у меня нет, режим не соблюдаю. Курю. Пью довольно много кофе.

Ну, 50, и что? Трагедии из этого не делаю. Ещё вчера, помню, мне было 20, я считал себя взрослым, всё в жизни познавшим. Потом оказалось, что ещё не всё. Слава богу, дело, которым я занимаюсь, даёт мне возможность и умение не останавливаться, узнавать что-то новое. Я не чувствую себя уставшим в желании познавать человека, его характер, сущность, поступки.